«Слова не согреют, когда важнее взгляд, случайное касание... Важно знать, и совсем не нужно облекать во фразы. Важно знать и быть. Согреться рядом...»
Город, ещё вчера казавшийся ожившей андерссеновской сказкой, сегодня был просто декорацией к кукольному спектаклю. И бар был каким-то псевдонастоящим – без присущей местным барам домашнести. Надменно перекрещивались под неправильно-высоким потолком вековые дубовые балки, все в витых трещинах, и мертвенно-белыми были крашеные стены, и больнично-стерильными – пол и ступени лестницы. Только огонь в камине был живым, и раболепно отдавались ему помнящие ещё как они были живыми берёзками сухие дрова – ровным неярким жарким пламенем.
Они сидели у камина, грелись, курили и смотрели в огонь. И вели ничего не значащий разговор, и марионеточно шутили и смеялись. Потухшими были их глаза, и устремлённым внутрь себя – взгляд, и пустыми – реплики, и лишёнными души – слова. А настоящие, правильные, нужные слова возникали в черных глубинах сознания и выстраивались в очередь, ровными молчаливыми рядами, как оловянные солдатики. Они ждали своей очереди быть сказанными, ждали и ждали, ждали и ждали. Строй превращался в толпу, которая беспорядочно суетилась в мёртвой тишине, слова набегали друг на друга, толкались и пихались – но безрезультатно...
А когда они, расплатившись с молчаливой официанткой, вышли на улицу – несказанные слова некоторое время стайкой летали по опустевшему бару. Им было страшно и одиноко, и они не понимали – почему их оставили здесь, а не взяли с собой. Они кричали себя – но некому было их услышать. И они беззвучно метались, сталкивались друг с другом, взаимоуничтожаясь, и падали на пол...
А чуть позже пришла всё та же уныло-угрюмая официантка, и убрала с бывшего их столика чашки и пепельницу, и вытряхнула окурки, и смахнула умершие слова метёлкой в совок, и выбросила их за порог...
Escape. «Вернуться к ранее сохранённому».
Когда он вышел из душа – она уже лежала в постели, укутавшись в одеяло по самые глазищи. И когда он лёг рядом и потянулся к ней – ткнулась носом в его шею и мягко, но настойчиво сказала: «Спи... Спокойной ночи!»... И она притворилась спящей, но он знал, что она не спит, и она знала, что он знает...
А теперь он лежал и молча курил, прикуривая одну сигарету за другой, курил жадно и яростно, будто вымещая на сигарете злобу на самого себя, уничтожая её в три-четыре неистовые затяжки, одновременно с очередной затяжкой выдувая ноздрями дым предыдущей. И искал правильные, нужные слова, чтобы выразить свою нежность... И не находил их, и злился, и курил...
Escape. «Вернуться к ранее сохранённому».
Барчик был по-средневековому стильным, крохотным и уютным. Известняковые своды низко смыкались над головами немногочисленных посетителей, плясали в пузатых рюмках язычки пламени горящих без копоти свечей, бегали по неровному камню стен и по висящим на них кабаньих шкурах неяркие блики. Они сидели друг напротив друга, и он держал в своей руке её пальцы, и отогревал их, и рассказывал о том, что из особо достопримечательного они не успели увидеть в этот раз, и как он в следующий раз обязательно напоит её сваренным по особому рецепту глинтвейном в рыцарской башне, и поднимет на смотровую площадку, откуда белой летней ночью открывается удивительный вид на крыши старого города, и покажет крохотные, но удивительно красивые в своей наивной простоте цветы камнеломки на крепостной стене, и лавку кузнеца, где можно купить замечательно изящные безделушки...
Она слушала его, не произнося ни слова, лишь чуть улыбалась краешками губ. И он тоже замолчал, и долго-долго молча смотрел на неё, а потом сказал: «А ведь самое забавное – это то, что мы оба знаем, что следующего раза не будет»...
Ему сильно повезло, что в этот момент он усердно разглядывал собственную зажигалку. Потому что когда он через мгновение заглянул в её глаза – они уже не выражали ничего, кроме вежливого безразличия...
Escape. «Вернуться к ранее сохранённому».
Они быстро спускались по обледеневшей лестнице, почти забыв про осторожность, почти не боясь поскользнуться: сегодня весь день им замечательно везло. Повезло с погодой: от жестокого мороза небо сделалось безоблачным, а город – безлюдным. Повезло с наугад выбранным маршрутом: улицы открывались сказочно-яркими перспективами и затейливыми фасадами старинных зданий. И кофе был необыкновенно крепким и ароматным, и булочки – мягкими и вкусными, и глинтвейн – терпко-мягким и согревающим...
Зацепившееся было за корявые заиндевевшие ветки неяркое вечернее солнце повисело-повисело да и упало за крышу собора. И снова – низко зависло за стеной, пронзив насквозь церковный зал через стрельчатые окна. Она уже пробежала мимо, выискивая выгодный ракурс для фотосъёмки, и он вернул её, и показал случайно найденную точку, с которой казалось, будто солнце полыхает внутри храма, казалось – там творится настоящее чудо... Она замерла в восхищении, и быстро и чётко сделала безошибочный кадр, и снова замерла, прижавшись спиной к его груди.
А когда через несколько мгновений солнце покатилось дальше, и погас огонь за витражами, и закончилась магия солнечных лучей – он повернул к себе её лицо и сказал всего три слова. Единственно нужных. Единственно верных. Единственно правильных...
Enter. «Сохранить версию»...
Он не успел. В своей версии она вернулась к более раннему этапу. И – отказалась от праздника.
Escape. Escape. «Выход из игры». Enter. «Сохранить версию»...
Главная страница | Другие рассказы | Гостевая книга | Напишите мне
