Тебя условности не держат? И меня...
Пусть бесполезно что-то изменять,
выпутываясь каждый день из тлена -
лишь глубже увязает коготок...
Но душ родство вдруг разглядит росток,
Пробившийся из темноты и плена.
Пускай Ты - Дождь. Но я сама - Вода.
Забыв значенье слова «никогда»,
Цветок распустится... И это будет лето -
Придуманное посреди зимы
и невозможное, как сочетанье «Мы»,
Но будет где-то. Где-то... где-то... где-то...
Диана Эфендиева
Осень текла с неба по стеклу. Растекалась кольцами скуки и исчезла в надвигающихся сумерках. Кофейный дым цеплялся за скуку и вяло тек по кухне. За него цеплялся мрак вечера медленно вползая в душу. Окно открыто... Собачий лай... Надсадный, беспрерывный, бессмысленный, на одной единственной ноте... Мрак клубился, превращаясь в сигаретный смок... И невозможность всего происходящего оседала на стенках чашки из кофейного сервиза.
«Жаль, не помнить своих снов" - подумала она проводя ладонью по оконному стеклу... После ее пальцев на прозрачной темноте остались волнистые следы. Она усмехнулась.
На небе появилась, звезда, потом еще одна, потом десятки звезд. Из-за крыши соседнего дома, цепляясь за облака, выползла луна цвета Martini Rosso. Нестерпимо захотелось зарыдать. Кинуться на этот каменный пол и рыдать... Вырыдать все накопившееся за эти несколько месяцев. Но нельзя... Невозможно выплеснуть, выдавить из себя все эти бескрайние океаны слез. Со слезами уйдет в камень плит настоящая Она. Останется только сосудик, наполненный когда-то жизнью... А может плюнут на всех и на все.. Уехать в деревню, заняться разведением цветов, любоваться вечером на закаты и утром на рассветы и чувствовать, что кому-то нужна... Что кто-то ждет. Проблема??? Да нет проблемы. И никогда в сущности и не было.
Она вышла из мрака квартиры в мрак подъезда. Что-то было. Что-то будет. Это что-то толкает ее на вечерние побеги из дома. На поиски самой себя среди этих странных искореженных улиц, щербатых, зло усмехающихся фонарей, окон, сереющих в дыме вечера домов. И каждый раз она, спотыкаясь об изломы асфальта, бредет неизвестно куда, зная, что, вернувшись в три комнаты, она снова растеряет все, что обрела. Все равно, что разжать руки над камнем и выпустить из этих рук китайский фарфор. Разлетятся сотнями блестящие глянцевитые осколки и будут лежать на полу, замерев, оскалившись своими краями. А подбирать их - значит наверняка порезаться. И тогда потечет кровь. Тоненькая теплая струйка. Живой ручеек. Медленно будет вытекать из разреза еще несколько миллиграмм жизни.
Она медленно брела на призрачный огонек соседнего бара. Вошла в стеклянный павильон. Укрылась за стеклом, за очередным стеклом, от надвигающегося ночного мира. Здесь Ее знали. Здесь знали и Его. Не знали только, что их связывает. Они играли перед людьми. Давным-давно она приходила сюда, садилась за этот столик и курила. Потом приходил он. Садился за столик напротив и курил. Так они смотрели друг на друга в течение нескольких часов и их неспешный и неслышный разговор скользил по сигаретному дыму от него к ней, от нее к нему. Иногда их разговор нарушала тень официантки, которая вдруг проносилась между их столиками, вызывая небольшой электрический разряд. Когда тень исчезала то Он то Она могли видеть, что собеседник за эту сотую долю секунды успел посмотреть в другую сторону. Тогда кто-то из них чиркал зажигалкой и снова тек разговор.
Так они прожили две недели.
«Я живу среди дыма твоих сигарет», - вспомнила она чье-то стихотворение.
Он не приходил вторую неделю. Приходила она. Садилась, смотрела в окно. Однажды мимо пробежал чей-то другой Он с розой на длинном стебле. «Как хорошо, что у нас у всех кто-то есть. Хорошо, что нам есть к кому спешить. Хорошо, что есть кто-то кто нас ждет», - текли в пустоту ее слова.
Ночь сгущалась. Оплетала бар снаружи легкой сетью. В сеть попадали насекомые и тонули в духоте ночных объятий. А Она сидела еще и еще. Потом вдруг резко вставала и шла домой. Почти бежала. Входила в квартиру, швыряла куда-то в угол связку ключей и вдруг замирала. Замирала ее душа, бежавшая только что в ней самой. И эта остановка иногда пугала ее.
А еще иногда приходил Он. Приходил и ее лицо озарялось. Озарялось тихой нежной и грустной... любовью. Он улыбался. Мягкой, как кошачья шерсть, улыбкой. Иногда Она протягивала руку и гладила шерсть его улыбки и тогда оба смеялись. Их смех, похожий на чистейший звук серебряной цепочки, распугивал ночные шорохи и страхи. Потом он брал ее за руку, вел домой, укладывал спать, укрывал одеялом, нежно целовал в лоб и исчезал. Опять исчезал. Она просыпалась утром полная спокойной энергии и все еще ощущала след его губ на своем лбу. Она проводила по нему ладонью, словно стирая. И тогда ощущала тепло его губ уже в своей руке. Она смеялась, весело и легко.
Иногда она без слов просила его остаться, он без слов отвечал, что не может. Есть люди, которым он нужен, потому что так надо. Она грустно улыбалась. Он дарил ей цветок. Кроваво красный тюльпан на мягкой ножке и она ставила его в вазу на тумбочку рядом с кроватью. Просыпаясь таким утром, она видела перед собой пятнышко крови на фоне сиреневых обоев. И вот второй день осени. Его нет. Его не было. Его не будет. Она стояла прислонившись к косяку.
Главная страница | Ваши рассказы | Гостевая книга | Напишите мне
