Посвящается «правдоискателям»
Глава первая.
Шаг, другой, третий, четвертый, стенка. В обратном порядке. Разворот. Шаг, другой, третий, четвертый - Олег мерял комнатку в общежитии для пилотов в ширину.
Каждый раз, после очередной дозы алкоголя, с тех пор, как выписался из госпиталя. Так было проще. Проще не думать. Водка не брала никак, оставалось одно - пить до потери думательных рефлексов и мерять шагами комнату. И так до утра или до боевой тревоги.
Кто бы знал, что такое фантомная боль, а? Нет, те, кто знают - те молчат. Рассуждают об этом те, кто НЕ знают. И вот - кто бы знал. Кто бы знал, а? Вроде видит, не слепой. Только стоит «закрыть глаза» - интересно, как это снаружи выглядит? - и начинается боль. Болят несуществующие, выгоревшие во вспышке взрыва глаза. Руки уже привыкли, впрочем, с ними было проще - внутри высотного скафандра очень похожие ощущения. А вот с глазами палево, сплошное чертово палево.
А стоит только заикнуться при врачах - еще один курс инвалидной переподготовки. Как будто это что-то меняет, смешно же, в самом деле! Олег остановился, огляделся, подошел к холодильнику, достал оттуда ополовиненную бутылку, приложился прямо к горлышку. Три глотка, затяжных, глубоких... Бутылка опустела еще наполовину. Спирт упал в горло мерзким, обжигающим комком. Мыслей не убавилось, они просто притихли... Олег закашлялся, взял с холодильника пачку сигарет, закурил. Горький дым слегка приглушил ощущения от спиртяги, стало проще дышать.
На койке заворочался Дым Дымыч, сосед по комнате и ведомый в эскадрилье. Поворочался с полминуты, вдохнул во сне дым от курева, закашлялся, сел на кровати.
- Тебе что, не спится?
- Ага.
- Квасишь?
- ...
- Спал бы лучше, а? Пациф, сколько можно? Ты чего?
- Да просто погано как-то.
Дымыч встал, подошел к Олегу, отодвинул его от холодильника, достал оттуда бутылку, в которой набиралось теперь от силы на полстакана. Свинтил пробку, взбалтывающим жестом заставил содержимое бутылки пойти винтом, приложился к горлышку, подождал, пока всё, что было в пузыре окажется во рту, и, не прицеливаясь, выбросил пустой сосуд в форточку. Сглотнул. Посмотрел в окно - на звон разбившегося стекла, помолчал. Потом повернулся к Олегу.
- Значит так. Бухло кончилось, это раз. Курева полпачки - тоже ни хрена не комильфо - два. Спать ни тебе, ни мне уже ни хера не светит - три. Поэтому одевайся-ка, пошли на промысел.
Походом на промысел называлась нетривиальная, в-общем, задача - надо было мимо коменданта общежития пробраться к выходу, дойти до интенданта, разбудить интенданта, и убедить оного в том, что два мудака, припершиеся посередь ночи, есть не вражьи шпиёны, а честные пьяноты, которым просто необходима в три часа ночи очередная поллитровка медспирта и пара-тройка-дюжина пачек из сигаретного довольствия авиаполка. Согласитесь, задачка не из простых.
И тем не менее... Комендант беззастенчиво дрых на посту ночного дежурного. Олег и Дымыч, особо не таясь, прошли мимо. Дверь также оказалась не заперта.
Выйдя на улицу, Олег все-таки высказался:
- Война, бл***, идёт, а этот п***р тыловой на посту дрыхнет, и дверь настежь. Совсем ох*ел, скот. Ладно, назад вернемся, я ему, козлу, устрою раком зимовку.
- Чё ты напрягаешься? Гораздо хуже было бы, если бы он не спал.
...Город ночью спал, также беззастенчиво, как и комендант. Только в районе гавани горели огни и слышались звуки моторов тяжелых грузовиков. Дымыч и Пацифист аккуратно, чтобы не попадать в свет уличных фонарей, отправились вдоль квартала в сторону дома интенданта. Шагать пришлось далеко, почти три километра. Около интедантского подъезда летуны остановились.
- Ну, что, кто пойдёт?
- Твоя была идея.
- Ни хрена себе! Кому не спалось? Кто весь спирт выхлестал? А я иди к «крысе» договариваться? Пациф, а ты не охуел?
- Пропади, ирод. Бабки давай.
В карман Олега перекочевала довольно солидная пачка денег, и он шагнул в подъезд.
В дверь пришлось стучать минут пять, пока из-за нее не послышалось шарканье тапок.
- Кого там на х** черти принесли?
- Свои, Семеныч, открывай! Пацифист я, замкомэск-два, дело есть!
- Х** те на полку!
- Свой есть, не надо. Ты лучше бы «банку» организовал бы, а? А за мной не заржавеет!
- А х***м по лбу не надо? Четыре часа ночи, все нормальные люди спят давным давно, х*ль ты-то шляешься?
- Да курево кончилось, а просто за ним ходить скучно. Дай, думаю, зайду до Семеныча, глядишь по свободно-конвертируемой цене и о «банке» вопрос решу... - Олег осекся на середине фразы, давая Семенычу возможность принять решение.
За дверью послышалось почесывание. Интендант думал. Олег затаил дыхание: «Ну, давай, зараза, вспомни о трех дочках, о приданом, ты ж хочешь этих денег!»
«Крысе» надоело почесываться, и из-за двреи раздался вопросительный голос:
- Банку и все?
- Нет, конечно! Еще дымилок пачек десять хотя бы!
- Семьсот.
- Чего? Сколько?
- Ищи дешевле в 4 ночи. Пациф, не хочешь - вали спать и мне не мешай.
- Открывай, есть у меня... Твое счастье, что ночью действительно нигде больше не найти!
... С утра дико болела голова. Интендант, прапор стремный, спирт водой из-под крана разбавлял, судя по всему. Дымыч стонал на своей койке, выдумывая вслух все новые и новые кары для прапора. а Олег пытался сохрпнить равновесие, стоя перед раковиной. Удавалось потсольку-поскольку, ибо пол общаги заметно штормило.
В дверь настойчиво постучали.
- Кто там? Входите, не заперто! - но табельник Олег с предохранителя снял. Да и вестибулярный аппарат сразу успокоился.
Дверь открылась, и в комнате появился Горыня, он же майор Горянский, командир эскадрильи.
- Что, черти, опять всю ночь квасили? Сколько можно, а? К вам, гадам, как не зайдешь, вы все либо в дугу синие, либо с похмелья зеленые. Гордое имя Белого Человека для вас ниче не значит, так, что ли?
- Господин майор, а может, все таки не имя, а звание?
- А звания вы оба у меня только по выслуге получите, если так же хань жрать дальше будете!
«Черти» пристыженно молчали. Да, в-общем, что здесь скажешь? А господин майор, тем временем, беззастенчиво добрался до холодильника.
- Таааак... Спиртяга?
«Черти», они же летуны, просто кивнули. причем синхронно. Прямо как провинившиеся школьники.
Горыня подошел с бутылкой, в которой плескались остатки (примерно стакан), к раковине, вынул пробку и вылили спирт в раковину. Дымыч побледнел. Пацифист сквозь зубы выматерился. Комэск сделал вид, что не заметил.
- Значит, так. Бойцы, бля... С шестнадцати ноль-ноль чтоб в составе эскадрильи были на высоте пятьсот семьдесят тысяч, в районе отметки «два-два-четырнадцать». Пациф, ждем твоих любимых «гостей». Поэтому - лазера чтоб при полных накопителях и новых картриджах, ракеты не брать, один хер пойдут скорее всего «Си 500», а у них противоракетная такая, что я мама не горюй...
- Горынь, вопрос?
- Ну?
- А данные откуда?
- Разведка подкинула. А я решил с вами поделиться.
Олег считал, что с комэком им всем повезло. Горыня был летун отменный, в меру бука вне службы, душа-человек в компании... Кроме всего прочего, его пилоты никогда не сидели на губе дольше, чем до утра, то бишь, пока он не приходил в себя и не вытаскивал летуна с нар путем намыливания мозгов всем, до комгарнизона включительно... Но за тем, что творится внутри эскадрильи, Горыня следил жестко. И вылитый в раковину спирт был одним из примеров.
...Небо было ясным, но солнце словно намекало, что уже конец октября. Нежаркая такая погодка. «Мересси» стоял в ангаре с откинутым фонарем, всем своим видом говоря, что заждался. Олег подтянулся, поставил ногу на орудийный пилон, сунулся в салон. Привычное движение - чипкарту в прорезь на панели, кнопка «контроль»... Так, на курсовых стволах сменить картриджи активной среды, на правом подвесном опять накопитель... Ладно, мелочи жизни. Щаз поймаем техника...
- Леший! Лешиии-ий! Да где тебя, кривого расп**дяя, черти носят? - на первый взгляд поймать техника оказалось не настолько тривиальной задачей.
Вернее было сказать, что он как сквозь землю провалился. Пацифист выматерился сочно и витиевато, помянув техника, его родителей, его детей, собак и кошек, его жену, его набор инструментов и все его привычки. Бесполезно. Леший от этого не появился. Пацифист задумался. Впрочем, картриджи сменить он был в состоянии и сам. Накопитель - это проблемней, ну да не впервой. «Вечером сменю» - подумал Олег, и пошел за картриджами активной среды для курсовых импульсных лазеров.
- Горыня, я их вижу! На одиннадцать по твоему вектору, восемь рыл!
- Принял, но ты опять только «утюги» считаешь.
- Так точно.
- Ведомым прикрывать, остальные в линию! По моей команде форсаж! И... Раз... Два... С богом!!!
Восемь машин - два звена - рванулись вперед с ускорением, в четыре раза превышающим ускорение свободного падения тела около поверхности земли. Олег шел слева от Горыни, слева и чуть сзади. На хвосте у Пацифиста, выдерживая семьсот - восемьсот метров дистанции висел Дым Дымыч. А на обзорных экранах росли «утюги», они же «Сикорски 500», реакторные аэрокосмические бомбардировщики. И с ними почти полтора десятка машин охраны, «Ф-3000», вертких и наглых.
Если сравнивать их и «Мересси» то получится примерно баш на баш. «Ф-3000» выигрывал в маневренности, но был откровенно медленней и слабее. А «Мересси», при его диких скоростях и тяжелом вооружении, становился легкой мишенью в большой свалке, поскольку лазер всегда быстрее космолета, а из кучи пилоты «Мересси» предпочитали разлетаться на достаточное для разворота расстояние... Зато «Эфы» разворачивались почти вокруг себя.
Положа руку на сердце, Пацифиста это не волновало вообще. Мягко говоря, ему было наплевать на истребители. Его сейчас гораздо больше волновали «утюги». Он переключился на НАТОвскую волну и выдал свое коронное: «Here is Pacifist! Get the fuck out of here, pigs!» В ответ на волне раздался почти испуганный мат, но Олег уже вернулся на свою волну.
- Дым, прикрой! - и оливкового цвета «Мересси» рванулся вперед, норовя выйти в лобовой вектор одному из бомбардировщиков. Стрелять с дальних дистанций Олег не любил - на его взгляд это означало только лишний раз тратить картриджи. А вот с трех-пяти тысяч можно и вклеить, из всех стволов.
Вспышка слева едва не ослепила его - но кибероптика вовремя «притушилась», не дала полной яркости. Вспышкой был Ара, ведущий третьей спарки, нагловатый парень, дравшийся вместе с Олегом с самого начала войны. Потом эта мысль еще вернется, а сейчас Пацифист просто отметил это, как факт.
Становилось весело. Одного «утюга» Олег загнал отдельно от стаи и расстрелял почти в упор. А когда вылатела спасательная капсула катапульты, Пацифист исполнил над ней «кобру», только для того, чтобы ни один из экипажа «утюга» не увидел завтра...
- Пациф, бл*дь, опять капсулу движком? - на связи появился майор.
- Командир, так и будет!
-Ты за**ал. - Горянский отключился.
Олег рванул на разворот, видя на радаре, как за ним разворачивается Дым. А над машиной Горянского пристраивался «Ф». Олег видел это, и понимал, что это работа для майорского ведомого, Брата. Но Брата видно не было...
- Горыня, где Брат?
- На грунте, я один.
- Горыня, у тебя «хвост»!!! Дистанция 700! Вались вниз!
- Пациф, прикрой, мне некогда.
- Горыня, это же файтер!
- Заебал. Прикрой, мне некогда!!
Олег начал вытягивать свою машину правее, чтобы накрыть «Эфа» курсовыми. хотя бы просто спугнуть - потому, что Олег не хотел сбивать такого же, как и он сам, истребителя. Его врагами были бомберы...
Но Горыня тоже взял правее, да еще и начал заходить на кого-то внизу. «Эф» пристроился за ним, а Пацифисту и Дыму оставалось только выравниваться, чтобы пройти следом.
- Пациф, накрой его правым! Я не могу, ты у меня в зоне!
- Дым, нет у меня правого! Накопитель в отказ, погоди, курсовым сейчас доста...
Не достал. И уже неважно было, что не достал - машина Горыни, получив две вспышки промеж отражателей раскрылась, как созревший бутон, и в следующую секунду взрыв распластался по тому, что еще мгновение назад было Горыниным «МиГ-2050 Мересси»...
...Хоронить в таких случаях уже нечего. Поэтому на церемонии в гроб положили парадный китель и наградной пистолет. Подошел комполка, сказал речь. Летуны напились вдрызг и вечером разнесли бар, сцепившись там с комендантской ротой. Кто взял верх, наутро не помнили. Приехавшие деятели из комендатуры даже грузить никого не стали.
Утро началось с вызова в штаб полка. Олег не хотел никуда идти, но толку? В штабе полковник произнес еще одну речь, вручил Олегу майорские погоны и майорские полномочия, сделав Пацифиста комэском. Тот, в свою очередь, кивнул, пробормотал что-то невнятное и ушел, не дожидаясь команды. А полковник долго и оторопело смотрел ему вслед...
Глава вторая.
В этом вылете было скучно. Чистое небо, патрульный вылет. Эскадрилью укомлектовали - то есть прислали трех ветеранов, оставшихся без дел после разгрома их полка, и пятерых молодых обормотов, только-только из училища, глаза еще горят. Олег усмхался на людях, а потом, оставшись один в свежеполученной квартире, долго вспоминал и плакал. Плакал без слез, почти молча, просто скулил, сотрясаясь от лорингоспазма...
...Какой по счету раз он вот так поднимался в небо - не помнил никто. Он и сам давным давно сбился со счету. Просто каждый раз он затаивал дыхание, если взлетал не в бой - нельзя было взлетать к звездам, не умея затаивать дыхания. Просто каждый из летунов, наверное, приходит к звездам с чем-то своим. У одних в глазах немое обожание, других яркая, ни с чем не сравнимая ненависть, у третьих - бездна сыновьих чувств, четвертые видят перед собой свою мечту, к которой стремятся всю жизнь, сквозь время и преграды... Каждому свое, но пилоту маленького истребителя очень хотелось верить в то, что на свете нет пилотов, которые приходят к небесам равнодушными...
На грунт, машину механику, и домой. Бороться с собой, нервами и воспоминаниями. Теми самыми, от которых матерый ас становился беззащитным и слабым. Теми, от которых в небе он кое-как открещивался.
Но дома пришли еще более давние воспоминания, и от них стало еще хуже. Пацифиста трясло. Не спасали сигареты, не спасал спирт, не спасло ничего. В голове роились мысли, вперемешку с воспоминаниями. Ему начинало казаться, что он предал своё Небо...
...когда он был только еще курсантом летного, он очень надеялся на то, что Инга тоже сможет полюбить звезды. Ведь как бы было бы здорово - когда самый близкий и родной человек живет тем же, что и ты! Но годы неумолимо подсказывали, что тяга людей друг к другу и тяга их, каждого, к чему-то своему - это, увы, норма. Инга любила хризантемы и психологию - а он жить не мог без звезд. И при этом они регулярно убеждались в том, что очень тяжело пытаться смотреть на небо с томиком Юнга и невозможно восторгаться лепестками сквозь светофильтры...
Громко протрещал дверной звонок. Олег встал, подошел к двери, взялся за ручку...
...Он катался по земле и выл. Олег проклинал Небо, которое выдержало тех, кто принес бомбы для его дома. Он проклинал властителей человеческих за то, что результатом их дрязг стали воронки на месте домов, оранжерей и хризантем. Летун молил судьбу дать ему возможность увидеть в прицеле того, кто жал на кнопку бомбосбрасывателя. Он искал вокруг хотя бы одну причину не ненавидеть свое Небо... Небо, которое так безжалостно невзлюбило Юнга и хризантемы...
... Но за дверью оказался Дым. Впрочем, иначе быть и не могло. Ведомый (а теперь и замкомэск), шагнул внутрь, протягивая руку. Пацифист молча пожел ее, закрыл дверь и пошел обратно на кухню. Дым Дымыч покачал головой и пошел следом. На кухне Дым сам ткнул электрочайник, достал чашку из стола, а из кармана пакетик растворимого кофе.
- Олег, у тебя сахар есть?
- Перед тобой, на полке.
Дымыч дождался, пока вскипит вода, сделал себе кофе, взял чашку в обе руки и уставился на Олега. Молчание повисло в воздухе, как камень-«антиграв» в каменоломнях. Становилось не по себе, но, похоже, только Дыму.
- Майор, ты чего? Опять накрыло, да? Блин, Олег, ну не молчи ты! Да пойми, мне ж самому на тебя смотреть, бл*дь, больно!
- Не смотри. Я ж тебя не заставляю.
- Ох**нно придумал!!! То есть, тебя послушав, я имею полное моральное право загреметь с тобой в комендатуру, таща тебя из кабака, где ты опять насвинячился, имею полное моральное право бегать тебе за спиртом, когда ты опять из своей конуры вылезать не хочешь, а вот знать, что с тобой происходит я права не имею! Просто зае**сь придумал, Пацифист!
- Забыл добавить, что имеешь полное моральное право сдохнуть, прикрывая мою спину в бою.
Дым коротко, без размаха, ударил Пацифиста в челюсть с левой. От удара Олег свалился со стула и оторопело выпучил глаза на ведомого. Дым встал со стула, поставил чашку с невыпитым кофе в раковину:
- Сука ты, командир. Я про это и не думал - это настолько же моя война, насколько и твоя, понял? У меня тоже семья была, понял? Жена и детишек двое - Ромка и Сашка, так от них только обломки остались, когда какой-то пи**рас из «Фэлкон Хандрид» расх**чил их лайнер над океаном, понял? Они домой летели с курорта, понял? Вот ты, бл*дь, истребителей не трогаешь - я те хоть слово сказал? А я их, козлов, валил и буду валить, пока вижу, понял? А ослепну - как у тебя глаза закажу, понял? Пока эти пид***сы летяют - мне в небе тесно, понял? И про войну я тебе ни слова никогда не скажу, понял? Понял, бл*дь?!
Олег встал, потер ушибленную челюсть и протянул Дыму руку:
- Извини. Дым, я ж...
- Не знал? Забей, просто ... Зря ты про небо, командир - Дым протянул руку - забыли, Пацифист, ага?
Олег сгреб Дыма в охапку и похлопал кулаком по спине: - «Спасибо, Дым. Спасибо.» Ведомый выкарабкался из обьятий протезов, уселся на свой стул и достал из мойки чашку с невыпитым кофе.
- А теперь - рассказывай.
- Дым, понимаешь, ведь два человека, которые вместе семь дней в неделю и которым этого было мало не могут вечно жить в разных мирах... Правда? И как то раз я отправился поливать Ингины хризантемы. Только вот я не умел держать в руках лейку, и поэтому сильными струями воды посбивал с них лепестки...А она попросила взять ее с собой на вечерний облет. А когда мы вынырнули из атмосферы, она открыла глаза, чтобы увидеть мои звезды... Но она не догадалсь опустить светофильтры, и потом долго лечила не привыкшие к таким экспериментам глаза.
Я начал изучать энциклопедии по цветоводству - а она справочники по астрономии. Я пытался приучить свой голосовой аппарат произносить слово «рододендрон» без ошибок, а она пыталась не перепутать Сириус с Кассиопеей...
Олег замолчал. Дым терпеливо ждал. Сигаретный поползень струился по кухне, проникая во все уголки, он становился пологом, отгораживающим двух уставших от войны людей от остального мира.
- А потом была Полночь. И я тогда был на облете. А когда объявили, что в зоне бомбардировки еще и мой дом, я просто свихнулся. Как свои патрульные три часа долетал - не знаю. Сел, машину бросил, и домой. А там только воронка... Вместо всего квартала... Я тогда чуть не тронулся, я летать не хотел, ничего не хотел... Меня тогда через три часа патруль нашел, так они решили, что псих сбежал. Потом разобрались... Я ж тогда и решил, на следующем вылете «утюга» завалил, и думал - всё, теперь только этих тварей, которые МОЕМУ дому бомбы принесли... Я их поэтому и жег дюзами. Не хрена таким жить... Воины, бля...
- Понятно. А Инга?
- Я не нашел ее. В списках выживших не было, в списках погибших тоже. А потом, нас же перевели тогда - помнишь? Это та ночь, когда аэродром разнесли, мы ж тогда в Тумановске садились, помнишь? Нас и перебросилил тогда...
- А сейчас?
- А что сейчас? Дым, пять лет прошло. Сколько раз нашлась бы, если бы жива была?
- Откуда ты знаешь, как у нее жизнь сложилась? Она кто по специальности?
- Психолог.
- А куда загребают всех психологов? Ты бы хоть с нашим особистом поговорил бы!
- Думаешь? А толку-то мне с ним разговаривать? Дым, не трави душу. Спасибо, что выслушал, реально - легче стало, но... Не трави душу, Дым.
- Оклемался? Вот и молодец. Ладно, пойду я.
... На высоте семьсот тысяч очень красиво ночью. Раньше Олег замечал это всегда, а сейчас заметил впервые за всю войну. Но ощущение это тут же прошло, когда на радаре появились «гости». Семь «чемоданов» (Б-252) и два звена конвоя. На связи появился Блэк, из молодых:
- Пацифист-один, на радаре гости.
- Вижу. Передний мой, ребята, мелочью займитесь. Дым, врежь им. За все, Дым, и за меня тоже!
- Есть, господин майор! - и машины нарушили строй, выбирая каждый цель для себя...
Бой продлился недолго. Блэк схватил ракету в отражатель и «ушел на грунт» (катапультировался). Дым расстрелял командира истребителей и он рухнул на один из бомберов, потеряв управление. От близкого взрыва у Дыма слетел радар и он уполз на вынужденную. Олег с дальних подступов свалил «чемодан» и расшугал звено конвоя своим боевым кличем. Третий «чемодан» свалил Брат, впаяв ему в борт все свои ракеты. Остальные с перепугу отбомбились по водной глади Финского залива и свалили, от греха подальше. Вылет удался, не считая того, что придется клянчить у комполка еще одну машину из резерва.
На разборе полетов Блэк огреб за беспечность (не хрена к ракетонесущему дюзами без форсажа поворачиваться), Брат за транжирство (не фига на каждый «чемодан» по 40 ракет тратить!), Дыму было высказано все, что Олег думал о его манере валить врага вплотную. Но, положа руку на сердце, Олег был доволен. Машина - хер с ней, пилот важнее. А Блэк в следующий раз умнее будет. Поэтому сразу после разбора полетов вся эскадрилья откочевала в кабак, где и отметила боевое крещение молодняка.
... а на следующий день Олег с утра выклянчил у комполка его джип и умотал в город. Найти там цветочный магазин оказалось нереально, но был найден цветопитомник. В котором Олег долго ходил вокруг да около, а потом предложил директору ящик армейского шоколада и ящик тушенки за цветы и книгу по ним.
Его послали. Тогда он попробовал поскандалить. Его послали еще дальше. Тогда он просто рассказал миловидной директорше о том, зачем ему... Домой он привез семь кадок и четверых специалистов, которые помогли установить тепловые лампы и кондиционеры в комнате. Вечером в гости заглянул Дым и остолбенел.
- Пациф, это что?
- Хризантемы. Просто хризантемы.
- Ты ох**л?
- А что, похоже?
Дым ничего не сказал, любовался цветами. Он в тот вечер вообще ничего не сказал. Выпил три чашки кофе и ушел...
Глава третья.
Сказать, что Брат был зол, значило бы не сказать ничего. Он влетел в «кабинет» в ангаре, где сидели Пацифист, Дым и Блэк с такой скоростью, что попадись кто-нибудь у него на пути - снес бы, не успев извиниться.
- Что стряслось? Ты выглядишь хуже, чем я себя чувствую. Причем намного.
- Дым, пшел ты в пень со своим юмором! Пациф, ты прикинь, нас этот жлоб в хрен не ставит! Не, ты прикинь, сука какая! «На эскадрилью «Пацифист» надежды никакой!» Ох**ть можно!
- Лёша, а теперь все по порядку и спокойно, ага?
Голос Олега подействовал на Брата несколько отрезвляюще. Он уселся на диван (который являлся ничем иным, как свинченным задним сидением от трофейного лимузина), налил себе воды из стоящего рядом графина, залпом выпил полстакана, откашлялся и начал:
- Представьте себе. Топаю, я значится, мимо штаба, а там окно открыто. На кой болт - понятия не имею. Ну, моё дело левое, топаю мимо. И тут я слышу голос полкана. Ну че, думаю, надо прислушаться, авось че и полезное услышу. Вдруг про следующую получку треп? А он заявляет - «Я все же думаю, господа, что придется посылать «Черепов» или Вулканов». На эскадрилью «Пацифист» надежды у меня никакой, хоть они и показали себя наилучшим образом на трех последних операциях. Смена командования эскадрильи им не пошла на пользу, в интересующем нас свете.» А дальше он ваще какую-то чушь понес, про обратный заход, про пиндосовскую ПРО, и так далее.
Пришла очередь Дыма, Блэка и Пацифиста удивленно подбирать с пола челюсти. Ну, с Блэком - то все ясно, он пришел в команду, когда Олег уже майорствовал, а вот Дым завелся не по детски. Десять минут нецензурной ругани, из которых самым приличным являлось выражение «старый плешивый п**дабол» никого не удивили, кроме, опять же, Блэка. Ибо привык Блэк к Дыму спокойному, рассудительному, в чем-то даже флегматичному, а вот такой вулкан матюков для него был зрелищем редким. Да и по правде говоря, Блэк и сам был бы не против научиться так же виртуозно ругаться.
- Дым, ты тоже выдохни. Всем выдохнуть! Я сказал... Значит, так. Сидите на грунте ровно, курите бамбук. Я пошел к полкану, только домой зайду, переодеться. Вернусь - расскажу в чем дело, если под вэ-тэ не подпадет. А если подпадет - то никто НИЧЕГО НЕ СЛЫШАЛ. Ясно? Вот так, господа истребители.
Закончив краткую, но убедительную тираду, Олег одел пилотку и вышел. Трое летунов переглянулись, выдохнули потчи синхронно, и приумолкли. Молчание продлилось секунд сорок, после чего чей-то голос робко спросил «Ну?» и на столике матерализовалась бутылка вина. Кто спросил, остальные не поняли, но Дым и Брат могли поклясться, что это были не они...
... Олег поправил фуражку и постучал в дверь кабинета командующего частью полковника Бережного. Из-за двери раздалось глухое «Войдите», и Пацифист потянул ручку, мысленно говоря себе, что один раз - еще не пиндос, а новости по части действительно разлетаются моментально. Полковник обернулся, оторвавшись от карты Луны.
- А, на ловца и зверь. Здравствуй, майор. Что скажешь?
- Господин полковник, с вашего позволения, я по личному вопросу.
Бережной удивленно поднял бровь. С начала войны от Пацифиста никаких «личных вопросов» не поступало. И тем не менее, вот он стоит, гвардии майор, Олег Успенский, при полном «иконостасе» на груди и наглой роже.
- Слушаю тебя. Присядь, в ногах правды немного... Кофе?
Пацифист кивнул, ибо кофе у полковника был хороший, старый летун регулярно гонял за ним ординарца. Полковник нажал кнопку на селекторе внутренней связи, озаботил секретаршу «кофейничком и двумя емкостями, ну и там, сопутствующее...» и внимательно воззрился на Олега.
- Господин полковник...
- Пацифист, не выеживайся. Антон Валерьевич, если ты забыл. Антон Валерьевич я.
- Антон Валерьевич, тут дело такое... В части ведь скорость сплетен превышает звуковую, если знаете... Так я вот о чем... Мне тут вашу фразу пересказали, про то, что на мою эскадрилью надежды никакой, про то, что смена командования эск-два на пользу не пошла, так может, вы меня от этой должности освободите наф... На все четыре, я хотел сказать.
- И как долго ты шел к такой мысли? Всю дорогу от ангара до дома, и всю дорогу от дома до штаба? Или дольше? Слушай, майор, ответь-ка мне вот на какой вопрос - ты в майорах не засиделся? Может, ты на себя подполковничьи погоны примеришь? Да и часть у меня примешь, заодно? А я как раз на пенсию отправлюсь, когда дела тебе передам! Мне по здоровью положено, уже лет десять как, прям как только с летного состава ушел. А, Пациф?
- Никак нет!
- Что никак нет? Что «никак нет»?! А тогда с чего ты, сволочь, решил, что тебе виднее, кому небо просто так пугать, а кому за ребят еще отвечать?
- Я...
- Головка от излучателя! Что ты тут на меня глазами своими пластмассовыми сверкаешь? Я таких знаешь, сколько видел? Бля, каждый комэск начинает себя чуть не генералом чуять, когда сам два раза мимо п**дюлей проскочит и ребят протащит!
- Антон Валерьевич....
- Сорок восемь лет Антон Валерьевич! Понял, сопляк? Сорок восемь лет! А последние десять - здесь штаны протираю, потому, что летать мне больше нельзя, сердечный клапан даже два же не вытянет! Короче... - дверь открылась, Наталья внесла поднос с кофейником, чашками и блюдцем, на котором было аккуратной горочкой выложено печенье. У Олега сложилось впечатление, что настроение полковника сменилось на счет раз, как только запах кофе достиг его обонятельных рецепторов.
- Значит так, Олежек... Чушь не пори, комэск ты хороший, мне виднее. а по поводу сплетен... Маев услышал? Он тут мимо шлялся и делал вид, что прогуливается, прям как тот Штирлиц... Нет? Ну и не важно. Ты мне тут благородно обиженного из себя не корчи, в той миссии от тебя толку и правда ноль, а твои без тебя не возьмутся. Так что, без обид, но в этот раз на тебя и обормотов твоих и правда надежды никакой...
- Антон Валерьевич, если бы вас не затруднило объяснить тупому комэску в чем дело, то может быть все не так и плохо оказалось? Или вэ-тэ?
- Да что там, вэ-тэ, не вэ-тэ... Один хрен, через полчаса весь полк знать будет... - Бережной встал из-за стола, подошел к проектору, и жестом предложил Олегу взглянуть на экран.
- Узнаешь городишко, Пацифист?
- Никак нет, господин полковник!
- Антон Валерьевич я.
- Никак нет, Антон Валерьевич!
- Ну и зря. Хотя, ты и не обязан... Детройт это, почти что самое сердце пиндосни. Во всяком случае, с нашей, летной, точки зрения. Ибо здесь делают ни что иное, как реакторы для твоих горячо любимых «утюгов», «чемоданов» и «каракатиц». Вот так... А еще нам разведка наконец-то добыла точную план-схему заводского комплекса, в связи с чем... - полковник щелкнул проетором и картинка на экране сменилась - ... высокое командование приняло решение заводик это снести... Нашими, так сказать, силами, без привлечения сторонних инвестиций... - в Бережном явно дремал скрытый экономист - ... и, так сказать, снести окончательно, до невозможности восстановления.
Олег смотрел на план схему слегка оторопело, пытаясь понять, как же это комплекс может быть чуть-чуть меньше города, да еще и так, что по городу этого не сказать... Заметив удивленный взгляд комэска, Антон Валерьевич уточнил:
- Правильно пялишься, дура немаленькая. И вот ведь в чем загвоздка - комплекс это не просто в черте города. Он ПОД городом. И занимает под городом весьма значительные размеры. Здорово придумано, да? С виду - мирный городишка, один-единственный автозавод расположился, а на самом деле... В Генштабе, небось, когда узнали, здорово потом матерились светлые головы...
- И при чем тут мы? Мы ж истребительный полк! Да наши машины туда просто не дотянут!
- А при том, что как нас туда доставить, начальство уже придумало. Вопрос в том, кого посылать. Тут ведь вот какое дело - бомбить придется не с орбиты, а из атмосферы, со сверхмалых высот, по вашим меркам... Тысяч этак с пяти-восьми метров...
До Пацифиста начало доходить... Мама родная, да с пяти, хрен с ним, даже с восьми тысяч - это ж сверхприцельное бомбометание получается... А ни один бомбер из орбитальных в атмосфере ничего не сможет... Чересчур неповоротлив, ибо... Будет себе этакой мишенькой плыть по небу, как раз пиндосячьи ПВОшники потренируются... А полковник тем временем продолжал:
- Вот так, Олег. Мне нужны туда лучшие летуны, а лучшие - это твои и Вулкана. Других у меня нет, из десяти эскадрилий, что полку положены, у меня есть шесть. А из этих шести - четыре укомплектованы черт-и-кем, по хорошему неба еще не нюхавшими. У тебя даже самые молодые уже по десятку сбитых, поди, имеют?
- Самый молодой у меня четырнадцатую звезду вчера нарисовал, Антон Валерич.
- Вот о чем я тебе и говорю - а у Вулкана, бишь Сашки, самый старый три дня назад «полтинник» обмывал. Понял, к чему веду?
- Почти, не считая вопроса доставки техники.
- Вопрос доставки пускай тебя не волнует, способ есть. Так что... - полковник подошел к Олегу и положил ему руку на плечо - ...ты, пацифист хренов, думай... Мне там не просто лучшие нужны - самые лучшие! Ты ж с бомберами воюешь... Вот и считай, что я тебе предлагаю вопрос бомбовых налетов на нашу страну решить всерьез и надолго.
- Антон Валерич... вы ж поймите, там же город... люди... я ж...
- Что? Не готов убивать мирное население? Так нет мирных во время войны, Олежек... Нету их, понимаешь... Ни черта ты не понимаешь. Ладно, вали отсюда, и чтоб за сутки решил - или я там кладу детишек Вулкана, или ко мне оттуда возвращаешься ты со своими чертями. Пацифисты... Выполнять!
Олег вскочил, вытянулся по стойке смирно, козырнул, развернулся и вышел из кабинета строевым шагом.
Глава четвертая.
... Кэрриер.»Невдолбенная дура», как обозвал его Дым. Дым, дружище, держись, скоро будем дома, скоро все будет! Там этот госпиталь, там такие врачи, Дымище, там тебя быстро на ноги поставят... Чесслово, меня ж поставили! Думаешь, мне без рук легко было? Дым! Не спи! Не спи, зараза, тебе нельзя!
Бля, как все хорошо начиналось... Пригнали этого дурака, кэрриера... Нехреновая дура, в самом деле, метров семьсот в длину! Авианесущая крепость, не больше не меньше. ракетами его не прошибешь, срок автономного полета три года! Да за три года даже с его одним «же» до Марса допилить, как нехрена! Кто ж придумал такую бодрую идею - ушкандыбать за Луну и разгоняться оттуда для того, чтобы над зоной вторжения выпустить истребители... Памятник поставить этому гению... И порву нах** того м***ка, который приказал снять с машин бортовые лазера... Порву на ремни.
Блэк... Сопляк же еще, двадцать один всего, жить бы да жить... Рыжий, Волк, Касси, бл*дь, какого х*я? Бл*дь, да чего стоит этот е**ный мир, если лучших ребят, ни за просто х*й! Слышишь, ты, на небесах, е* твою куда не попадя, какого х*я, я тебя спрашиваю? Где ты был, бл*дота, когда бомбили мой дом? Где твоё милосердие и твоя е**ная справедливость? Где? Е**ные слезы... Так, Пациф, взять себя в руки, не психовать, все будет хорошо... У всех, кто вернулся...»
Всё действительно началось неплохо. Кэрриер доставил эскадрилью к самой границе атмосферы, если не считать высоты - то в десяти километрах от города. Гигантская восьмипалубная авианесущая сигара разгонялась от Луны, над самой атмосферой притормозила, открыла аппарели истребительной палубы, выпустила истребителей и уползла отбиваться от вражьих перехватчиков. А учитывая прямо таки титанические размеры орудийных палуб этой летающей фортеции, то перехватчикам можно было только посочувствовать...
... под крыльями у эскадрильи «Пацифист» вместо привычных подвесных гигаваттных лазеров покоились кассетные подарки в пять килотонн каждый, и ребята неслись на форсаже к поверхности сквозь огненный шквал для того, чтобы надолго поставить точку в затянувшемся на несколько лет кошмаре. Даже Олег нашел для себя приемлемый выход - пока ребята бомбили, он и Блэк гоняли истребители ПВО и уничтожали наземные орудия. Кстати говоря, Дым орал в эфир, что с Олега как минимум три звезды за этот вылет - это были личные враги Дым Дымыча - полк «Фэлкон Хандрид», «Ястребиная Сотня», прямые виновники гибели Дымят... и ведь Олег выполнил его просьбу - пятеро истребителей легло навсегда на грунт только с его подачи.
А потом все пошло наперекосяк...
Точное попадание в склад материалов, которое Дым по своей дурацкой привычке осуществлял с максимально короткого (читай - максмимально низкого) расстояния отлилось боком прежде всего ему самому - взмывший в небо ядерный гриб снес его машину на несколько километров и сильно его пожег. Дыма ребята подобрали в исковерканной машине, на грунте... Оставалось только молиться на то, что Дым дотянет до базы. А вот дальше - пришла беда, открывай ворота: вспышкой курсовых лазеров машину Блэка испепелил «Фэлкон» континентальной обороны. Озверевший в момент Брат протаранил снайпера, но сам снес себе отражатель на левой дюзе и вышел из боя, едва дотянув до кэрриера. Касси, еще один молодой, потерял все лазера и взял на таран вышку зенитки. Волк и Рыжий - не считая Дыма и Олега - самые ветеранистые ребята эскадрильи - ввязались в высокоатмосферную драку и легли оба, ибо ребятки из «Фэлкон Хандрид» летать все-таки умели, а машины у них были куда как маневренней.
Итого - сухой остаток... Четыре пилота и пять машин остались навсегда в небе. И еще никому, даже богу, не было понятно, что станет с Дымом. Олег выл в салоне кэрриера - из медблока его вывели под белы механические рученьки, ибо не дело беспокоить почти мертвого человека, которого надо готовить к операции. Пацифист клял себя распоследними словами - ведь все шло как по маслу, до поры. До поры... Комом в горле отдавались слова Бережного - «Или я там хороню ребят Вулкана, или оттуда возвращаешься ты сосвоими чертями». Олег понимал, что после этой операции его место, в лучшем случае, под трибуналом. Но это его волновало мало, гораздо важнее было, что случится с Дымом. Пацифиста трясло, как после самого первого дня войны. Наверное, причиной было то, что для него эскадрилья стала своего образа суррогатной семьей, людьми, о которых он старался искренне заботиться, на которых спроецировалось ощущение «своих»...
Вошел штурман кэрриера, высокий сухощавый мужик из числа союзников, то ли албанец, то ли грек - на взгляд не разберешь. Он окмнул взглядом Олега и на ломаном русском сообщил, что через час торможение, и поэтому либо в кокпит, либо в амортизационное... Олег не ответил. Штурман повторил свою речь на английском. Олег сначала выхватил табельный пистолет, потом понял, что это всего лишь летун с кэрриера... Штурман поцокал языком, покачал головой и протянул Пацифисту фляжку. Фляжку Успенский разглядел, приложился на несколько «бульков», с трудом перевел дыхание и слегка недоуменно воззрился на штурмана. Впрочем, после слова «ракия» все встало на свои места - болгарин, а во фляге кукурузный самогон... Так Пацифист и долетел до аэродрома - пьянеющий, злой, угрюмый. И чем дальше, тем сложнее...
Грунт начался с встречающего кэрриер Берегового. Полковник не сказал Олегу ни слова, только крепко обнял, довел до автобуса и посадил внутрь. Туда же он вернулся через минут десять, с остатками эскадрильи. Брат, Мороз, Тим, Граф и Пацифист... Вот и все, эскадрильи больше, считай, нет...
... Полковник вернулся не с пустыми руками - за это короткое время он где-то нашел семь бутылок водки, честной, «Столичной»... Пока автобус шел с грузового аэродрома до общаги, летуны вместе с начальством успели выпить пять из них.
Если и бывало в его жизни утро, более хмурое, то он этого не помнил. Сфокусировав взгляд на столе он с удивлением узрел чашку кофе, а переведя взгляд на кресло - полковника.
- Проснулся? Жив?
- Относительно.
- И то неплохо. Тебе еще на церемониал идти, помнишь?
- Бл*... Да, теперь помню.
- Вот и молодец. Давай, сынок, вставай, парадка твоя вон лежит, свежая, поправляй здоровье и через полчаса у штаба. - Антон Валерьевич Береговой потрепал Олега по плечу, встал и вышел.
На церемонии Олег ощущал на себе, что такое дежа вю. Он долго, как заведенный автомат, говорил слова про воинскую доблесть, долг перед Родиной, безумие храбрых, высокие моральные качества, искреннюю мужскую дружбу, невыносимую скорбь... Аж самому было противно. Но говорил. Так было надо. Только к гробам подойти не смог себя заставить. Как не старался...
Доукомплектовывать их не стали, оставили летать впятером. Тоже одна из отработанных схем взаимодействия, на самом деле - «звездочка» называется. Три недели боев прошли, как один час. Во всяком случае для Олега. Три недели полетов на кэрриере, дальних рейдов с «миссией подавления». Он таки научился бомбить... без жалости, сожаления и мук совести потом. А «Мересси» оказался идеальной машиной для таких миссий - пять бомб на подвес, четыре лазера, дикая скорость - да плюс злоба пилотов. Дикая, иррациональная злоба. Так что мишеням не везло, равно как и ПВО. Кэрриер оказался вполне боеспособен в атмосфере, и, как следствие - сорок семь тысяч тонн разъяренного металла помноженные на злобу двадцати человек экипажа - мало не показалось. И, как итог трех недель - ровно полсотни сбитых машин противника, двенадцать разбомбленных «в ноль» объектов, бомбить которые раньше не решались из-за слишком серьезной охраны...
Пацифист пил. Пил по черному, после вылетов, перед вылетами, да и во время вылетов постоянно брал с собой бутылку спирта, разведенного водно-глюкозной смесью. Один раз его за этим застало высокое начальство, в лице генерала, приехавшего на инспекцию, и стал он опять капитаном. Впрочем, остался при этом комэском, а Антон Валерьич обещал похлопотать, чтоб взыскание сняли. Олег ему тогда ничего не ответил, посмотрел мутным от спиртного взглядом, и убрел, покачиваясь, куда-то к дому.
... в госпитале Дым валялся в коме. Восемьдесят процентов ожогов ему заменили на исскуственную кожу, из организма вывели радиацию и токсины, но три минуты на гребне ядерной волны что-то страшное сотворили с его нервной системой - он так и не пришел в сознание. Иногда, трезвея, Пацифист заходил к нему в палату, пытался с ним разговаривать, Олегу казалось, что Дым его слышит...
... а дома хирели хризантемы. Цветам, как и людям, необходимы тепло и забота. Хоть иногда. Хоть чуть-чуть. Хоть немного...
Глава пятая (Дневник Инги).
….числа мая…года
Наверное, надо прекратить поиски. Он все равно уже умер. Аэродрома нет, где вся группа – неизвестно… зачем же выжила я? Нет, надо собраться! В конце концов – он не единственный мужчина на земле! На земле – нет, а в небе… Только Олежка мог так говорить о небе! Но ведь если бы он был жив – он бы нашел меня. Значит он умер.
Как было здорово слушать его рассказы, он всегда умел рассказывать о своем небе, оно его и убило. Как я тогда обиделась за хризантемы, которые он утопил, поливая…
Нет! Я же в конце концов справлюсь! Я же сильная!
Черт возьми – как же плохо без него…
….числа мая…года
Говорят – другим советовать легче, чем себе. Убедилась на собственном опыте. Психолог хренов! Нельзя зацикливаться на одной мысли постоянно, нельзя винить себя в чем-либо без весомых доказательств, нельзя останавливать свою жизнь из-за случившегося плохого события (события? катастрофы!), необходимо сменить что-то координально в своей жизни, не забыв оставить самое лучшее, что было раньше… да… ну и что мне с этим делать? Что оставлять? Разрушенный дом? Хотя нет! Не разрушенный, снесенный до основания! Работу? Кому в военное время нужен психолог, да еще и такой, который не может сам себя вывести из депрессии?
Олега нет… он бы что-нибудь придумал…
….числа мая…года
Ничего не хочу. Вчера предлагали купить хризантему на улице. Жизнь движется, даже война не способна уничтожить ее совсем. Шарахнулась, как от чумного… Хризантемы – вот, наверное, единственное, что стоит оставить из прошлой жизни. Ведь цветы же не виноваты, они тоже жертвы событий!
И Олега, не могу, не хочу без него… не умею…
….числа июня…года
Ведение дневника – один из лучших способов самоанализа и самодисциплины. Вот только заставить бы себя писать его каждый день, а не раз от разу… Ну и что я буду тут писать? Как вчера видела самолет в небе и потом рыдала полдня в подушку? Это не выход.
Купила себе хризантему, ращу, поливаю (ага, в основном слезами). Они спасли мне жизнь… Если бы я тогда не пошла к подруге за советом…
А может, так было бы лучше? ТАМ мы, может быть, были бы с ним рядом…
Так! Хватит суицидальных мыслей! Прочь!
Все – действуем старым бабушкиным способом – пойду постригусь и куплю себе что-нибудь, авось отпустит.
Интересно я выгляжу с новой стрижкой. Парикмахер не хотел отрезать «такие шикарные длинные волосы», ну уж нет! Решено – сделано! Белый свитер, кстати, тоже ничего… Все! Теперь буду любить белый цвет! Вроде настроение даже поднялось. Завтра надо решить что делать дальше – нельзя сидеть и жалеть себя вечно…
….числа июня…года
А хризантему таки придется подарить Машке. Не могу каждый раз как ее вижу реветь как ненормальная. Она согласилась. Машка вообще замечательный человек – приютила, обогрела, отпоила валерианкой, обозвала дурой, пожалела. Первую неделю укладывала спать как ребенка, держала за ручку, ночевала со мной в комнате, ночью будила, когда я начинала слишком громко реветь… Если бы не она – я бы уже точно повесилась.
Пришло письмо от мамы, зовет к себе, и город другой и польза от меня будет – у них в городе открывают реабилитационный центр для вояк, туда и психологов набирают…
Правда сначала придется свой психоз куда-то девать – нельзя же всю жизнь ходить, опустив глаза в землю, избегая разговоров о небе и летунах и шарахаясь от каждого цветочника…
Хочется напиться…
Опять пришла Машка с лекцией на тему «хватит глушить кофе и курить – ложись спать, тебе полезно». Да, наверное… Самокопания надо прекращать, только как?
Что бы сказал Олег, если бы узнал, что я начала курить? Ругался бы, уговаривал, успокаивал…
Хочется просто сдохнуть.
Машка уже попрятала в доме все острые предметы, даже таблетки куда-то унесла… Я сильная, я справлюсь. В конце концов и правда поеду к маме, там хоть дело будет, чтобы не сидеть и не выть на… звезды? Их я уже недели 3 не видела. Луну? И с ней та же проблема. Небо… Ненавижу небо!!! Оно отобрало моего Олежку, Солнышко мое…
Спать… Надо ложиться.
Будем надеяться, что время и правда лечит.
… числа июля …года
Тихо сегодня в больнице… Хорошо хоть вставать уже разрешили. Вчера приходила Машка, принесла ручку и дневник. Опять орала, что я дура, что люди сейчас нужны живые, хоть и покалеченные, вон всех лечат и меня вылечат… Знаю я – как это – лечить покалеченную, полумертвую душу. Надо справиться с собой, надо жить, раз уж второй раз не повезло умереть. Руки болят, врач говорит – останутся шрамы, теперь не до пластической хирургии, чтоб все красиво и без царапинок – тут просто людей бы в живых оставить.
Вчера долго беседовала с местным психологом, он говорит – надо уезжать отсюда, здесь я не выживу. Наверное… И Олежку запретил вспоминать, и дом, сказал – еще раз от меня что-то подобное услышит – накачает таблетками до полусознания и лично отправит куда-нибудь подальше отсюда. Ага, делать ему больше нечего.
А я не могу не вспоминать, лежу тут, глядя в потолок, и думаю. Санитарка меня жалеет, уже дважды меняла мокрую подушку на новую, а врачу не говорит, что я опять ревела всю ночь…
… числа июля …года
Приехала мама, чтобы забрать меня к себе, я уже решила, что поеду. Вопрос только в одном, возьмут ли на работу психолога с «ярко выраженным депрессивным синдромом и суицидальными наклонностями»? Скорее всего - нет. Такой врач может скорее покалечить, чем вылечить. Значит – сначала буду лечить себя…
Мы тут посоветовались с психологом, он сказал, что мне надо не только внешность менять, но и душу: пойти куда-нибудь учиться, замуж выйти или ребенка родить. Идиот!
Таких психологов убивать надо!
Мама тоже учудила… Машка ее предупредить не успела – она и приперла в больницу букет хризантем. У меня истерика, рыдаю в голос и ни сказать ничего не могу, ни успокоиться, ничего не могу… Еле-еле откачали. Теперь мама точно будет ограждать меня от всего, что происходит снаружи, в мире, в жизни…
Ладно, разберемся…
… числа августа …года
Ну вот я и дома, действительно стало легче, я тут выросла, училась… С Олегом познакомилась уже уехав. Тут как-то спокойнее, что ли… Мама вовсю пытается меня растормошить, а я в состоянии какой-то апатии. Ничего не хочу…
Я знаю, так бывает, сначала на события реакция самая бурная, потом безразличная, и только потом, возможно, человек способен адекватно воспринимать окружающую действительность. Интересно, как скоро мне надоесть тупо лежать на кровати, глядя в одну точку и стараясь ни о чем не думать?
Хотя, с другой стороны, это уже хорошо, значит выкарабкиваюсь потихоньку.
Умереть не повезло, значит будем жить…
Мама договорилась, как только оклемаюсь – пойду в тот самый госпиталь работать, сначала просто медсестрой, а как попривыкну – можно уже и о психологии подумать.
Я как-то разговаривала с тамошними врачами, говорят, что если отойду – от меня будет польза, человека, побывавшего в такой же мясорубке, услышат и пустят в душу охотнее.
Наверное, они правы…
А еще я хочу научиться снова смотреть на небо… Вчера, когда мама силой вытащила меня на улицу, шла не поднимая глаз вообще. Это не правильно, если выживать, то человеком, а не просто замученной, вечно ссутуленной и не поднимающей глаз от земли машиной…
… числа августа…года
Итак, эксперимент начался: где-то дня два назад я встала с постели, одела тот самый белый свитер и пошла устраиваться на работу. Надоело смотреть в жалеющие глаза. Я – буду жить! За Олежку! За всех тех, у кого нет больше шансов! И я буду помогать таким как я выжить! Стать полноценными людьми, а не машинами для существования!
А еще вчера я впервые осмелилась поднять глаза на небо – оно было какое-то серое, потом вспомнилась наша с Олежкой попытка научить меня любить небо. Глаза обожгло, как тогда, домой пришла с ощущением, что ослепла, прорыдав часа два, встала – нет, ничего, жить буду.
Сегодня взяла с собой темные очки, удивительно, но помогло! Решила, что теперь каждый день буду смотреть на него не менее 5 минут, осталось только выдержать. А через недельку и до звезд доберусь. Я же сильная! Я смогу!!!
… числа сентября …года
Все! Ура! Даже нашла знакомое созвездие! Впервые подняла глаза не боясь, что упаду в обморок! Как будто дома побывала… дома… не буду…
Врачи, глядя на мои старания, предложили потихоньку начинать вспоминать родную профессию, мол, раз с собой справилась, то остальными – тоже справлюсь. Себя лечить сложнее. Теперь присутствую на беседах с пациентами, сижу статистом в уголочке, читаю мед карты. Жизнь все-таки продолжается.
Глава шестая.
Не пошла пьянка. Не пошла. И такое тоже бывает. Утром болела голова (но к этому Олег уже привык), отсутствовала напрочь какая-то заметная часть памяти, и к тому же в обычно холодной кровати с утра было обнаружено нечто симпатичное, коротко стриженное по военной моде, женского пола. Олег осторожно, чтобы не разбудить девушку, (откуда она? кто она?) выполз из кровати, оделся и вышел на кухню.
»Мда... Докатился, Пацифист. Баб-с водить начал по пьянке... Ну все, приплыли, тапочки... Блин, да где я ее подцепил-то и на кой черт в дом приволок?» - мыли роились, но на посадочную глиссаду не спешили. Олега слегка тошнило, и на это и без того не самое светлое ощущение наложилась некая неприязнь к самому себе. Впрочем, мысли опять упорхнули, когда из второй спаленки выполз Брат. «Ой, бля» - пронеслось в голове у Пацифиста - «И он тут. П**дец, разговоров теперь не оберешься по всей эскадрилье. Даже если трепать не будет. Ведь не вдвоем же мы пили»...
- Лех, с утром. Как ты?
- Нармулёк, че со мной будет-то. Ты сам как? Живой?
- Так себе. Ты пьянку хорошо помнишь?
- Вполне.
- С кем и с чего мы так надрались?
- Вулкан приходил, с ним четверо его оболтусов. Водки принесли. Потом ты коньяк принес. Потом техники приходили, Леший и Дятел, канистру пива притаранили. А потом ты сказал, что хорошо, но мало, и принес от крысы три литра спирта. Так и посидели.
- А теперь призовой вопрос - Олег приоткрыл дверь в гостиную, где на диване спала девица - ты её знаешь?
- А как же! Вулкан-шесть, она же Лютик! Сашкина ведомая. А что?
Вместо ответа Пацифист рухнул в кресло с тихим стоном. В голове были сплошные пробелы. Брат, как обычно, поняв все по-своему, налил из крана воды и протянул командиру:
- Выпей, поможет.
- От чего? От алкогольного склероза? Или от... - Пацифист осекся - из гостиной выползла Лютик.
- С добрым утром, мальчики! Олег, где у тебя ванная? Или правильней «господин капитан»?
- По коридору и направо вторая дверь, Лютик. И тебя с добрым утром.
- Спасибо. Мальчики, сварите кофе, а? - с этими словами слегка похмельная фея выпорхнула в указанном направлении.
Олег поднялся из кресла, подошел к кофеварке, налил в нее воды и подставил чашку под краник. Брат проводил его взглядом, постепенно начиная осмысливать происходящее.
- Капитан, ты что, ее...
- Не помню Пьян был.
- Да ты всегда пьян последнее время, но вчера ты был хорош... Бля... Ну зачем же так-то... Впрочем, это ни х*я не моё дело, я прально понимаю?
- Лёх, не трещи крыльями. И так хреново. Не знаю, зачем.
- Капитан, а может, хорош пить, а?
- Ты мне еще мозги покомпостируй, умник.
- Не вопрос, понял. Тады я пошел по тихому, ага? - с этими словами Брат поставил чашку с водой, которую так и держал в руке, в раковину и шустро, практически моментально и беззвучно свалил. В коридоре тихо звякнул замок и через пару секунд тихо закрылась дверь. Олег остался наедине с кофеваркой, думами и Лютиком, что-то напевающей в душевой.
Через минут десять из ванной выползла заметно посвежевшая девушка, накрутившая полотенце на голову, отчего стала похожей на восточного шаха. Халат Пацифиста, черный с золотой оторочкой, дополнял сходство.
- Олег, а где Лешка?
- Удрал. А вот твой кофе - он никуда не делся.
- Спасибо, Пациф, все-таки временами ты даже миляга!
- ???
- Олежек, ты из ночи что помнишь? - Лютик устроилась с ногами на уголке, усевшись по-турецки, держа кофе в двух руках.
- Ммм... Мало что, если честно...
- Бывает. - девушка посерьёзнела - Олег, ты мудак. В курсе?
Пацифист оторопело замолк, все слова про хорошие отношения, про «остаться друзьями и не придавать значения» застряли в горле.
- Так вот, Пацифист... Знаешь, я не блядь. Мне просто ты давно нравился. А у тебя крыша ни хрена не на месте. В курсе?
- Эээ...
- Будем считать, что в курсе. Так вот, Олежек... Меня еще никто настолько виртуозно не мешал с грязью - до тебя. Знаешь, мужиков у меня хватало - никого за нос не водила, никому рая не обещала, честно любила, честно нах посылала, если что не так. И к себе требовала того же. Но ты - это что-то. Если ты Ингу до сих опр любишь, на кой хрен ты вчера меня склеивал? Ладно, это вопрос не к тебе, это вопрос к той водке, которую ты выпить успел. Но вот все остальное... Знаешь, я никогда не забуду, как я тебе минет делаю, а ты мне про Ингу рассказываешь. Такое не забывается. - Лютик встала, поставила чашку на стол и вышла из кухни.
Олег со стоном опустил голову на ладони. Его в очередной раз за утро тошнило от самого себя. Но вот это ощущение «мрази» он выбить из себя не мог. За те десять минут, что он сидел на кухне один, рой мыслей успел унести его на шесть лет назад, к началу войны, на восемь лет назад, к знакомству с Ингой, на семь месяцев назад, к моменту знакомства с Лютиком (Господи, да как ее зовут-то???), на три недели назад, к тому бою, где он потерял половину эскадрильи... А еще рой мыслей успел вызвать из памяти отца :»Сколько бы у тебя баб не было, Олеж, запомни одно - люби ту, с которой ты сейчас. Не любишь - что ты забыл с ней рядом?», рой мыслей успел подсказать, как практичней всего нажраться в дугу(ага, ага, опять?), как вернее всего застрелиться (ох*ел, слабак?!), какие слова имеет смысл сказать Лютику, ...
...
- Олеег!! Оглох, что ли?
- Нет, извини, Лютик, задумался.
- Бывает. В-общем, так, Пацифист... Пойду я, служба заждалась. А ты... Ты звони. Только об одном прошу - тогда звони, когда тебе я нужна буду. Если только мое тело - лучше не надо, не люблю я этого. А если просто плохо будет - тоже звони. Ты мне нравишься, не был бы ты еще таким больным - на голову - все б у нас было классно, Олежка. Так что... - Лютик достала блокнот и карандаш, что-то написала на листочке, сунула листок Пацифисту в нагрудный карман и ушла, тихо закрыв за собой входную дверь.
На блокнотном листке был написан номер коммуникатора, и подпись «Лютик, или Соня».
***
Трое суток эскадрилью никто не трогал вообще. На четвертые сутки Олега вызвал к себе Бережной и рассказал, что бомбежек больше не будет, скорее всего, ибо разнесенные в атомарную пыль заводы по производству реакторов и комбинаты по переработке и обогащению трансуранидов гарантировали Евроазиатскому Альянсу спокойное небо еще минимум меяца на три, а с теми бомберами, кто все-таки взлетал, разбирались «мобильные истребительные группы» (по-русски говоря, кэрриеры с истребителями на борту), которые Альянс строил последние полгода. Оставались еще морские проблемы, и сухопутный фронт на юго-западе Европы - там, где раньше были Италия и Франция. Но вызывал Бережной Пацифиста не за этим. В кабинете Антона Валерьевича Олег встретил еще семерых комэсков, из которых знал только Вулкана и Гнома. Полковник долго пичкал летунов сведениями о ходе военных действий, а сидящий рядом особист одобрительно кивал головой. А потом Бережной предложил комэскам выбор - перегруппировка для отправки на кэрриеры или отправка в составе аэрочасти в глубокий тыл. К Летной Академии поближе, молодежь натаскивать.
Видели когда нибудь разворошенный муравейник? Очень похоже на то, во что превратилась часть, после того, как эта новость облетела эскадрильи. Мнения раскололись ровно пополам - ибо многим война надоела настолько, чтобы быстрей с ней покончить, а кто-то увидел в предложении уйти в тыл прямое оскорбление, и собирался перевестись туда ровно для того, чтобы потом тихо уйти из армии вообще...
У Олега в ангаре тоже гремели страсти. Молодняк возбужденно орал, старики спорили до хрипа. Успенский тихо сидел на крыле «Мересси» и наблюдал. Он-то для себя все давно решил...
Глава Седьмая.
- Господин полковник, на радаре кэрриер!
- Который из?
- Господин полковник, он не проходит по нашим реестрам, на «свой-чужой» не реагирует! И вообще, безжизненный он какой-то!
- Что значит безжизненный?
- На сканерах не фонит ничем, господин полковник!
- Отправьте туда группу захвата, пусть проверят, что с ним и как!
- Есть! Группа захвата, приготовиться!
Через полчаса вернувшаяся группа захвата привезла «черный ящик» и видеодоклад. Глаза наблюдавших полезли на лоб: внутренности кэрриера выглядели так, как будто кто-то запустил туда банду мародеров. А на пятой минуте пленки глаза и вовсе отказались верить увиденному - по коридору боевого космолета шла на задних лапах крыса с мешком за спиной. Крысюк, ростом около полутора метров, явно примеривался, что бы спереть, открывал люки, переворачивал листы оторванной обшивки. Остаовившись перед довольно большим уцелевшим экраном, крысюк воровато огляделся, достал из мешка атомный резак и начал чего-то рисовать на пластике монитора. Пластик шипел, пузырился, кипел и капал на крысюка. Животное недовольно попискивало, но не прекращало уродовать внутренности кэрриера. Закончив работу, оно шагнуло назад и залюбовалось своим творением. На пластике красовалась вырезанная корявая надпись: « I was here. Rattman K. Rattman». Постояв минуту перед творением рук (лап?) своих, мерзкая тварь с замашками мародера юркнула за пределы обзора камеры.
Следующая камера показала еще один кусок сюрреализма - в главной ходовой рубке, на центральном мониторе, красовался отпечаток огромной собачьей лапы, под которым стоял будто бы выгравированный штамп: «Проверено. Кротов нет.»
Полковник отропело оглядел собравшихся офицеров. Олег смотрел на него, и пытался понять, что же в нем не так. Потом понял - полковник, говоря с подчиненными, не говорит - он лает! И вообще, чего-то у него щеки больно обвислые, и глаза навыкате...
- Господин полковник, разрешите обратиться?
- Слушаю вас, Успенский.
- Место, господин полковник!
Полковник упал на четыре кости и бросился бежать, поскуливая, и норовя задрать ногу на все, что видит...
... Олег проснулся. Голова трещала, как с похмелья. Что было странно, ведь как раз сегодня он не пил...
Гарнизонный врач, выслушав Успенского, посоветовал поменьше употреблять спиртного, побольше бывать на свежем воздухе и в тренажерном зале. После чего вколол ему внутривенно двадцать кубиков какой-то дряни со сложнопроизносимым названием, обозвал расп**дяем и послал лесом.
На выходе из медсанчасти встертился Бережной. Антон Валерьевич куда-то спешил, поэтому никаких напутствий оставлять не собирался, Олег обратилс як нему сам:
- Антон Валерьевич, разрешите обратиться?
- ???
- Антон Валерич, а вы не бульдог?
Глава восьмая.
Гауптвахта, она же «губа», место довольно угрюмое. Пацифист уже бывал здесь пару раз, но еще никогда не доводилось сюда попадать по приказу Антона Валерьевича Бережного. Ругая себя последними словами, он мерял шагами вдоль и поперек крохотную камеру, отсчитывая время по шагам. Две недели без алкоголя и практически без табака пошли измученному пьянкой организму на пользу, и кошмары прекратились, и голова болеть перестала по утрам. Ребята из эскадрильи навещали каждый день, и Олег почти не чувствовал себя оторванным от остальной жизни.
- Успенский! На выход! - голос конвоира из комендантской роты звучал как-то не так, испуганно, что ли.
- Что там?
- На выход, там разберутся.
- Ммать... Открывай, иду.
- А куда ты, на хрен, денешься, леталка? «Иду»... Раскомандовался тут, «открывай»... Шагай!
Олег, проходя мимо конвоира, сержанта войск обеспечения, остановился, повернулся на каблуках, и прошипел ему в лицо:
- Потрещи мне тут еще, в части встретимся, сопля!
... Причиной вызова, а точнее сказать, вызволения, был полковник Бережной собственной персоной. В комендантской комнате он находился вместе с начальником гауптвахты, немолодым старлеем, который изрядно достал Олега нравоучениями за эти две недели.
- О! А вот и ваш арестованный, господин полковник, а я пойду.
- Идите, лейтенант, я с ним сам разберусь, - последние слова спина начгубы явно не расслышала.
- Ну, что? Осознал, кинолог хренов, бульдог я, или нет? Чё ты в землю тупишь, Успенский! Не дрейфь, летун, Бережной юмор ценит, Бережной за своими мудаками права на «белочку» не признает. - с этими словами Антон Валерьевич подошел к Пацифисту, который «тупил в землю», и потрепал его по плечу,- А у тебя до нее один шаг оставался, рубишь? Или не осознал? Не слышу ответа, капитан?
- Осознал, господин полковник.
- Антон Валерич я. Пацифист, у тебя, похоже, память еще не восстановилась, может, в лечебных целях еще недельку? А? Не слышу ответа?
- Вам виднее, Антон Валерьевич.
- От так то, бл*! Вот кто тебя, скажи мне, мудака, за язык тянул две недели назад на плацу перед медсанчастью со мной шутки шутить? Там, бляха-муха, одних медиков голов двадцать, а еще ведь люди ходили! Средь бела дня, у всех на виду, Пацифист, у всех на виду старого бульдога, тьфу, пропади ты! Старого вояку бульдогом обозвал... Так. Все. Воспитательная работа окончена, вот твой ремень, вот твоя кобура, вот твой коммуникатор, вот твой планшет, пшел нах в ангар, пополнение принимать! И чтоб через два часа машины сияли, как котовьи яйца в выходной, а твои мудаки готовы были хоть к х**м летучим на перехват! Выполнять, Успенский, борзая ты не псовая! БЕГОМ!
Последние слова спина комэска Успенского явно расслышала плохо...
Пополнением оказались два изрядно потрепанных старлея, судя по загару - откуда-то с Южного фронта. При виде Олега оба вытянулись «по стойке смирно», козырнули и замерли.
- Ага. Так, ребята, уставщину отставить, вы***ваться перед начальством будем. Я - Олег Успенкий, комэск «Пацифист», капитан. А вы?
- Андрей Таганов, бывшая Восьмая Ударная Авиабригада, старший лейтенант, это Виктор Таганов, также бывшая Восьмая, старший лейтенант.
- Братья?
- Так точно, - рявкнуло «пополнение» в два голоса так, что уши чуть не заложило.
- Я ж вам сказал, уставщину отставить, блин, так и оглохнуть можно! Чего орете, как на параде? Позывные у вас какие, старлеи?
- Я «Дюша», а Виктор «Молчун».
- Метко, метко, ничего не скажешь... - Олег обвел глазами братьев, которые стояли перед ним все так же навытяжку, - На каких машинах работали, господа офицеры? Дюш, помолчи, Молчун?
- Су-155 «Чкалов», МиГ-2050 «Мересси», МиГ-2055 «Гагарин», Ту-797 «Шторм» - по ангару пронесся завистливый вздох, ибо в их авиаполку «Штормов» не видели, были только наслышаны об этих чудесных машинах.
- Солидно. Ну, у нас тут 797-х не водится, летаем на «Мересси» и «Гагариных», но не жалуемся. К тому же, с кэрриера кроме «МиГов» ничего другое толком и не выскочит, а мы на них ориентированы. Справитесь, бойцы?
- Так точно, господин капитан!
- И незачем так орать... Ладно, ребята. Леший! Ле-еший, черти тебя задери, где ты есть?
Техник-механик Лешаков появился в своей любимой манере ниоткуда, словно из-под земли. Получив от Олега задачу «найти пополнению технику», Леший сначала скривился, как будто у него любимый зуб выдирали, потом минут пять ворчал, что на всех машин не напасешься, а сам тем временем набил на коммуникаторе запрос в техчасть штаба полка и получил ответ, в виде номеров двух машин, которые надо было снять с консервации.
- Господин капитан, в-смысле, Олег, может, пополнению твою и Брата тачки отдать, а сами с резерва возьмете?
- Леший, холера ты яста, к нам не сопляков ускоренного выпуска прислали, а из Восьмой Ударной, мир ее памяти, бригады, с Южного фронта, а ты их на мою и Брата лоханки упечь решил? Да на них кроме нас никто и летать-то не сможет, а ты мне предлагаешь над людьми издеваться? Леший ты после этого, а не человек! А леший есть нечистая сила, то бишь не друг человека, а враг народа... А что с врагами народа святой Владимир делать завещал?
- Олежек, ты тут пока повспоминай, а я за машинами съезжу на буксире, ага? Пополненцы, за мной! - лихо скомандовал Леший, развернулся «направо кругом» и попер к выходу из ангара, целеустремленный и решительный, как заправский бронепоезд. Успенский кивнул братьям, чтоб шли за техником, а сам пошел к своему истребителю, точно зная, что именно он собирается выбросить из-под панели приборов...
***
... Но ничего не бывает просто так, и ни одно, даже доброе, дело не остается безнаказанным. Удары с кэрриеров по стратегическим точкам принесли Евроазиатскому Альянсу недолгую передышку, но вернулись назад страшной катастрофой. Поняв, что дела плохи, Содружество Североамериканской Конституции отыгралось сторицей. В назначенный день с дальних орбит на Альянс упало несколько десятков орбитальных станций. Боевых орбитальных станций, тех, на которых орбитальные бомберы загружались своими «гостинцами». Как не раскололась Земля - люди могли только догадываться. Города пылали, города лопались, как мыльные пузыри, под многокилотонными взрывами. Города стонали в радиоэфир, агонизируя, выгорая дотла в котле войны, которая всё больше начинала походить на последнюю... Словно хранимые неведомыми добрыми силами, остались целыми и невредимыми Кенигсберг, основной «порт» для кэрриеров, Тумановск, крупнейший авиазавод при КБ «МиГ», Дальний, город, славный своей Летной Академией... Конечно, уцелели многие города, но сердце Альянса - Париж - было вырвано. Также высокоорбитальные станции похоронили под собой красавицу Москву, ворчливо-мудрый Киев, мрачно-магическую Прагу, бузотера Харькова, эстета Петербурга, мастерового Екатеринбурга, финансистку и скандалистку Женеву, романтика Стамбула, неистощимо мудрую Дели, обаятельного наглеца Рима... Список мог бы длиться еще долго, но это уже ничего не меняло. В этой войне победить не было суждено никому - войска Содружества, лишенные энергии, не могли оказать даже мало-мальски серьезного сопротивления войскам Альянса, а те, в свою очередь, лишенные боеприпасов, продовольствия, связи и информации, замерли на своих позициях, не в силах предпринять хоть сколь либо решительных действий... Полночь, глобальная ракетно-бомбовая катастрофа шестилетней давности, показалась людям обессилевшей планеты детской шуткой...
***
- Антон Валерьевич, и что же дальше? Как же мы теперь?
- Олег, а что изменилось? Кэрриеры - целы, ажно пять штук. Эскадрильи - живы, рембаза функционирует на полную, энергостанции у нас в идеальном состоянии, Дальний вчера запросил кэрриер с техникой, у них очередной выпуск готов. Задачи наши никто не отменял, Пацифист! Для нас знаешь, когда война закончится? Когда ни от одной авиабазы, ни от одной точки ПВО Содружества даже пыли не останется. Ясно выразился, надеюсь? И еще, учти. Я тебе это все говорю, я это сейчас Вулкану скажу, а потом еще и Черепу. А вот всем остальным, Олежек, знать не обязательно. Усек? Сам ребятам объясни, что отныне любой из них мне дороже, чем моя башка старая. И машины постарайтесь беречь.
- Антон Валерьевич, но если войне конец, то что ж мы-то сбивать и бомбить будем?
- Да не войне конец, Олежек. Людям на этой планете, похоже, конец. А я тебе еще вот что скажу - кэрриер - машина МНОГОфункциональная... А ПВО вражье я для того подавить требую, чтоб оно мне в дальнейшем жить не мешало. Понял?
Олег уставился на Бережного со смутным пониманием в глазах. Еще не оформившемся ни во что конкретное, но уже брезжащим где-то в отдаленном уголке сознания боевого пилота. Полковник Бережной уже что-то придумал, в этом Пацифист был уверен на все сто, но вот что именно - понять Олег не мог. Не будем его строго судить, за шесть лет войны люди в состоянии забыть даже самые элементарные вещи...
... Но пить Пацифист завязал. С того самого дня, когда вышел с «губы». А дома хризантемы начали потихоньку оживать, потому, что каждую свободную минуту Олег старался посвятить им, несправедливо покинутым. Цветы, как маленькие дети, доверчиво восприняли его возвращение в мир живых, и оживали, становясь еще красивей...
... А в госпитале пришел в себя после двух месяцев комы Дым Дымыч, чем невероятно обрадовал всю эскадрилью, да что эскадрилью - весь полк. Даже вечно занятый в последнее время А.В. Бережной, ставший чьею-то волей генерал-майором, прибежал в палату, чтобы потрепать летуна по плечу и тайком от врачей дернуть с ним по «ма-а-аленькой» рюмашке коньяку...
Два кэрриера приняли в своё нутро по четыре эскадрильи и патрулировали небеса, гоняя временами вылезающие откуда-то авиасоединения Содружества. «К-О7-й» нес на себе «Пацифистов», «Вулканов», «Черепов» и «Альбатросов», а из тех, кто обосновался на «К-05-ом» Успенский слышал только про «Маркизов», которые воевали почти бок о бок с ним с начала войны, да про «Ангелов», о которых говорили, что они отморозки. Впрочем, волновало это его мало, так как «К-05» болтался обычно где-то очень далеко от «К-07», и «встречались» они только в радиоэфире...
Глава девятая (дневник Инги - продолжение).
… числа сентября …года
Тяжелый выдался денек – ни минуты свободной, да еще этот новый пациент. Столкнулись в коридоре, я его карту только взяла, мне его поручили только-только. Поздоровался, сказал, что идет ко мне – ну не могу же я его послать. Пустила в кабинет, положила не стол карту, открыла, одним глазом читаю, параллельно пытаюсь разговаривать. Смотрю – женат, дите есть, я и спрашиваю, когда он последний раз видел жену, как у них атмосфера в семье – стандартные вопросы! Ни к чему не обязывающая улыбка, привычно смотрю в глаза. А его аж затрясло! «Нет, - говорит,- я уже не женат!» Решила что отсюда и будем копать – решила-то правильно, как выяснилось, да вот не совсем. Я-то думала, там жена скандалистка, не выдержала, что муж воюет, а оказалось наоборот! Мне б сразу его ранение посмотреть, да отвлеклась на разговор и пропустила. Голову мне оторвать мало!
У парня ранение было в пах, все починили, должно работать, а его заклинило! Жены шарахается, она и не выдержала – ушла. Как с этим работать? Надо учебники достать – полистать…
Устала как собака, сил нет, а самой нравится – времени нет думать – только работа. Чужие проблемы решать легче, чем свои…
… числа сентября …года
Пациент оказался интересный, долго не знала, что с ним делать, первую неделю он вообще всех шарахался, кто пытался с ним ОБ ЭТОМ заговорить, теперь вроде готов хотя бы обсуждать. Психология – жестокая наука! Если совсем по-хорошему лечить его надо до тех пор, пока у него не получится, но не мне же с ним в постель ложиться! А подсовывать ему девушку уже предупрежденную – жестоко. Надо попробовать поговорить с его женой. В учебниках сильно ничего не нашла, придется выкручиваться самой… Но с другой стороны сдвиги есть! Он уже готов терпеть (?) просто прикосновения, не интим, естественно, но…
Ладно, завтра тяжелый день, спать…
…числа октября…года
С женой не получается, она не хочет даже говорить «об этом психе». А парень-то ничего, интересный… И так на меня смотрит, надо попробовать приучить его просто к мысли, что виновата жена, а не он, может тогда он еще с кем-нибудь попробует роман закрутить..
…числа октября …года
Идиотка! Просто круглая дура! Врач, называется! Решилась! Ну да, лечить так лечить! По полной! Жертвуя собой и изображая черте что! Кому это надо! Олежек бы не простил никогда такого идиотизма! И сам бы никому такого не позволил! Господи, как стыдно-то…
Успокоилась, выпила кофе, теперь разберемся – ну что произошло? Добилась того, чтоб человек перестал шарахаться женщин в жизни. Решила, что самая умная и остального тоже добьюсь. Маладца! Добилась, долго мучилась, но зато теперь он и в постели нормальный мужчина, а мне тогда что не так?
Долг врача выполнен, пациент здоров, только если такими темпами буду и остальных лечить, во что же я превращусь?
Ну да, каждый сходит с ума по-своему. Среди воюющих, как рассказывают, тоже психов хватает, кто-то из истребителей сбивает только бомбардировщики, кто-то наоборот… кто-то сходит с ума на почве ненависти, кто-то боли, кто как…
А я научилась любить небо, даже думала поступать в летное, Олегу было бы приятно…
… числа октября…года
Слава богу, его выписали, а то так неприятно было смотреть в глаза, и нельзя же ничего сказать… а то комплекс не только возобновится, но и забьется глубже, станет сильнее, что, мол, с лечебными целями, а не по любви…
Да… а ведь он мне даже чем-то нравился… временами мне было даже интересно, а могли бы мы быть вместе… Хотя прекрасно понимаю, что Олежека он мне не заменит… как устала… забыть надо, делом заняться, а я опять сижу по вечерам и тоскую, правда теперь уже глядя в небо…
…числа… октября…года
Решение принято! Я знаю, что делать! Можно, оказывается, поступить в летное училище на ускоренный курс! Теперь днем в больнице, а вечером готовиться!!! Мама против, она за меня боится, не понимает, что в небе не менее опасно, чем на земле. В небе даже спокойнее, там же был Олежек! Там он и погиб, он меня там убережет! А я хоть как-то помогу закончиться этой проклятой войне!!!
…числа…ноября…года
Не поступила. Знаний не хватает, продолжаю пахать…
Когда есть цель, дышится легче! Все равно я своего добьюсь! Любыми способами!!!
…числа мая …года
В госпитале завал, совсем нет времени на подготовку, а вступительные уже близко, надо бросать такую работу. Мать, правда, против. Она считает, что небо – это не мое, что я должна сидеть на земле и выхаживать всех, кто в этом самом небе покалечился.
Что ж, тогда пойдем на компромисс, с главврачом я это уже обсуждала – работа на полставки, остальное – подготовка.
Как только поступаю – увольнение. Назад дороги нет… и не надо.
…июнь…года
Поступила!!! Ура!
Первые экзамены без сучка и задоринки, но чуть не завалилась на последнем. Пришла, взяла билет, понимаю, что ответа не знаю. Иду на место хоть что-то вспоминать. Видимо у меня на лице было подробно написано все, что есть у меня в голове по этим вопросам. Сижу и чуть не плачу, тут сзади какой-то молодой человек передает листок с ответом, я чуть ни бросилась его целовать! Ответила, все хорошо. Взяли.
Потом в коридоре долго курила и пыталась вспомнить: кто он и почему мне помог – вспомнила. Да… мой первый пациент, тот самый… Земля, видимо, все-таки круглая и от работы в госпитале тоже была какая-то польза.
Теперь и я научусь летать, как Олежка!
Мама недовольна, но мне уже, честно говоря, безразлично. Она тут заявила, что «если бы учебка была не в Дальнем, то она бы меня туда вообще бы не пустила». Можно подумать, что ее кто-то спросил бы! А так она «хоть может за мной приглядывать», все равно буду возвращаться поздно, так что вряд ли часто буду видеть ее недовольную мину. Она все надеется, что мне это скоро надоест, так как «это не мое». Ну-ну, пусть надеется.
…апреля… года
Да, дневничок, давно мы с тобой не виделись. Некогда, совсем некогда. Рано утром на учебу, вечером спать. Мама орет, что я «доведу себя», до чего, правда, не уточняет. Недавно посмотрела на себя в зеркало – худющая, а глаза горят как у безумной. Зато горят, а не похожи на две дырки в черепе! Из госпиталя ушла насовсем. Времени нет ни на что, кроме неба. Зато, похоже, начала понимать Олежку. Теперь люблю не его небо. Теперь у меня есть свое.
…октября…года
Хочу спать, все время хочу спать, пашу как проклятая. Мы, оказывается, будем ускоренным выпуском, поэтому в нас пытаются вбить все, что надо за сильно ограниченное время.
Спать…
…августа…года
Тут прикол был на лекции – оказывается армия – та же психушка!
Препод рассказывал, что в Кениге на основной базе есть несколько подразделений. Особенно интересны ребята Пацифиста и Черепа. У одних в эскадрилье 2 психа – один сбивает только бомберы, да еще и сжигает дюзами пилотов, которые успели катапультироваться; другой воюет исключительно с истребителями. Черепа еще более гениальны – они отлавливают на грунте выживших пилотов из вражеских машин и отрезают головы. Сушат их и хранят… черепа. Да, вспоминая лекции по психиатрии в нашем универе – явная шизофрения налицо…
Интересно, куда пошлют нас? Скоро выпуск…
Интересно, а конец войны скоро? И кончится ли она вообще когда-нибудь? И что за люди останутся в живых? Есть ли еще среди нас психически здоровые?
…июня …года
Конец учебы. Теперь небо. Оригинальные вопросы задали на распределении: Кто хочет летать, чтобы летать? И кто хочет летать, чтобы воевать? Я честно ответила – летать!!!
Теперь я – «Ангел -7».
Самые потрясающие впечатления от того, на чем нас везли в Кениг, Кэрриер - фалоиммитатор с мотором! там же даже можно жить! С такими машинами мы просто обязаны выиграть войну...
...июля...года
Оказывается среди летунов есть люди, которые увлекаются не только смертью во всех ее проявлениях!
Взять хотя бы нашего комэска - главный «Ангел» матерится как черт на 8ми языках, причем делает это с огромным удовольствием, а еще - рисует. И очень неплохо рисует!
Тот же Пацифист - выращивает дома Хризантемы. Интересно, а если бы Олег выжил, он бы любил что-нибудь, кроме неба?...
Глава Последняя. Небо, Боль и Хризантемы.
В войне миров не может быть победителей. А война континентов - это почти война миров. Слишком поздно человечество увидело, куда завели его амбиции власть предержащих. Тучи пепла, которые носились в атмосфере, скрыли солнце от уставших глаз, казалось, что навсегда...
Антон Бережной очень любил свою страну, свой язык, свою культуру... Для него Родиной осталась Россия, Евроазиатский Альянс же был скорее карточным домиком, искуственным образованием. А особенно, когда выяснилось, что кроме славян никто воевать не собирается, Антон Бережной окончательно решил для себя, что при первой же возможности сделает все, чтобы дороги России и Альянса разошлись... Но через шесть лет войны понятие «Россия» для Бережного сместилось в сторону понятия «свои». И, когда генерал Бережной принимал самое ответственное за всю войну решение, он не колебался...
"Друзья... Все, что могло случиться плохого, уже случилось. Нам здесь больше нечего терять, и нечего делать. Наши братья и сестры, те, кто остались здесь в живых, не простят нам, если мы и дальше будем утюжить небо впустую, гоняя войска Содружества с одного места на другое. Я долго думал, но теперь я не сомневаюсь, что у нас есть только один выход. Я приведу вас в край, где по утрам встает Солнце, и от него не надо прятаться в костюмы радиационной защиты. Я нашел для нас место, где воду можно пить, не прогоняя через фильтры. Мы станем новой эрой этой планеты - эрой цивилизации, которая больше не хочет убивать сама себя.
Наше командование не спешило рассекречивать эту землю, но я не хочу оставлять ее погибать без нас. Мы придем туда не как завоеватели, но как добрые хозяева пустых степей. Все, кто захочет работать много, работать на износ, работать ради собственного будущего и будущего своих детей и внуков, найдут там свой приют...
... Я не хочу больше терять своих товарищей по оружию. Я не хочу больше видеть слезы сестер, любимых и матерей. Я не хочу больше кидать замлю на крышки цинковых гробов. Я не хочу больше воевать за выжженную равнину, которую политики оставили мне вместо Родины! Я больше не хочу убивать во имя их амбиций. Я, генерал-майор авиации Антон Бережной, больше не хочу видеть на своих плечах погоны Альянса! Я не хочу больше видеть на плечах своих ребят погоны Альянса. Мы подготовили транспорты, мы погрузили туда все наше оборудование для производства, наши энергостанции, наши госпиталя! Мы уходим с этого континента. Мы уходим туда, где есть земля, ресурсы, воздух, вода и место для тех, кто захочет создать цивилизацию без ненависти и пустых, нелепых смертей во имя пустоты..."
Обращение генерала крутили по всем не секреченным радиоканалам, по телевидению, по громкой связи уже пятый день. Громкая заявка про «транспорты» для всего Северо-Западного Авиасоединения (бывшего полка) вылилась в недели пахоты по переделке трех кэрриеров в транспортные чемоданы. А по факту... По факту «К-07» и «К-05» постоянно барражировали на низкой орбите с максимальной скоростью, которую могли себе позволить в атмосфере, для того, чтобы в случае даже намека на появление авиации недавнего заклятого врага успеть прикрыть транспорты, ибо слишком дорог был их груз... Генерал Бережной уводил за собой людей, уводил на один из концов планеты, туда, куда не достала война. Почти не достала, ибо земля эта действительно ждала новых хозяев - старые погибли под детищем академика из прошлого, убивавшим все живое, и не оставляющим следов через несколько лет...
- Господин полковник, три звена чужих! Низ сорок, три часа!
- Тревога по эскадрильям, боевой вылет!
Машины эскадрилий «Пацифист», «Вулкан» и «Албатрос» вынырнули из кэрриера, и, стремительно разгоняясь, рванули на перехват трех звеньев чужаков. Но на это раз победа была неочевидна - чужаки шли на захваченных «Штормах», и маленьким «Мересси» и «Гагариным» пришлось нелегко...
- Вулкан-три, на хвосте!
- Вижу, спасибо, работаю...
- Пацифист-пять, уходи, уходи, мудак! Олег, куда твои уроды смотрят? Уходи, бар-ран, у него курсовых втрое больше!
- Не успею, прикрой!
- Дюша, блядь, вали оттуда! ДЮША!!! Молчун, прикрой, - и Брат рванулся вперед, догоняя отваливающего в штопор «Шторма», только что разнесшего в атомную пыль Дюшу...
Это напоминало охоту на волков с берданками - все бы ничего, но пока перезарядишь... А отражатели у «Ту 797 Шторм» были отличные, и пилоты на них были не мальчиками...
- Олег, где ведомый?
- Поздно.
- Олег, на хвосте! Блядь, Пациф, форсаж!
- Лютик, ты что ли? Не ори, некуда мне, я на пределе, сними его!
Лютик (а это и правда была она) потянула штурвал от себя и вправо, чтобы достать врага курсовыми... Подвесные лазера на ее «Гагарине» вылетели от перегрева. Ускоряя машину до предела, кинув на ход всю мощность реактора, Лютик отчаянно пыталась не дать «Шторму» с ястребом на размахе крыльев достать Пацифиста. «Олежка, милый, любимый, пожалуйста, еще правее!»- пронеслось у нее в голове, когда «Шторм» добавил тягу и выровнялся для залпа. У Лютика, Сони, не оставалось времени, чтобы перераспределить энергию реактора, «Гагарин» опустошил накопители в предыдущем залпе...
- Лютик, что ты делаешь? Что ты делаешь, дура!!! УХОДИ!!!
»Гагарин» со всего размаху впаялся в фонарь «797»-го. Огненный шар, вспыхнувший на месте двух истребителей, был Олегу ответом. Лютик даже не попыталась катапультироваться - у нее просто не было времени...
На связи появился Вулкан:
- Блядь, Успенский, ты не жилец на грунте, понял? - и выключился, а секундой позже все увидели огненный шар на месте его машины - Сашка, оставшись без ведомой, не отследил заходящего сзади врага...
Но бой почти закончился. Так или иначе, от трех звеньев - пятнадцати машин - осталось трое, которые на форсаже уматывали подальше.
- Всем эскадрильям возврат! - с кэрриера подаи голос. Комэски подтвердились, и начали перестраиваться.
Но не все было так просто...
- Капитан, на три часа цель!
- Вижу. Бомберы с конвоем. Тяжелые мои, Второй и Третий, займитесь сопровождением!
- Есть, капитан.
Он отжал до упора вперед акселератор, «Мересси» выдал ускорение в 4 G, и тяжелые вражьи машины стали приближаться еще быстрее. В перекрестье прицела импульсного лазера он уже почти видел кокпит передней машины врага...
- Капитан, на шесть часов свои, с «К-05», просят вас на связь!
- Переключай.
- Пацифист-один, приветствую. Здесь Ангелы. Рвете их?
- Помаленьку... - и один бомбер расцвел вспышкой многокилотонного взыва...
- Тут у меня ведомый, молодой совсем, на третьем вылете, с вами поговорить просится!
- Переключай.
- Пацифист-один, здесь Ангел-семь! Чистого неба!
- И вам. Чем обязан? Минуточку - и еще одна тварь, несшая смерть городов расцвела ядерной розой...
- Вопрос один есть, разрешите, господин капитан?
- Слушаю.
- Господин капитан, а вы так и не полюбили хризантемы? Простите моё любопытство, но мне очень нужно это знать!
- Ангел-семь, дурацкая шутка. Считай, я не слышал. Повторишь на грунте - убью нахер.
- Олег, Олежка, ты что? Олежка, я же даже летать научилась!!! Олежка!!!
Эпилог
Антон Бережной никогда не приходит на побережье трезвым. Генерал Бережной слишком хорошо помнит улыбки и голоса этих ребят, а князю Антону очень стыдно за то, что не уберег их, молодых своих друзей, потерял в первом же бою за княжество Южное... Поэтому Антон Валерьевич Бережной никогда не приходит на побережье, к маленькому «Мересси», стоящему на постаменте из гранита, трезвым.
Главная страница | Ваши рассказы | Гостевая книга | Напишите мне
